На большой конференции по общественному здоровью слышу постоянный мотив: доказательства — лишь малая часть политики (evidence is just a small part of the policy)
На поверхности, конечно, непонимание говорящим того, что такое «доказательства». Доказательства (научные) — это научные сведения о том, какие эффекты возникают в результате вмешательств. Доказательствами их называют потому, что они используются в обоснование действий. Каких? Да любых: образования публики, распределения средств, эмоциональной поддержки, спасения мигрантов…
Почему, глубже, не нравится многим требование обосновывать действия научными доказательствами? Да потому, что этим сужается поле произвола. А принимающим решения нравится делать то, что нравится. Однажды я даже слышал доклад, в котором противовесом научным доказательствам выступали меры сближения и коррупции людей, находящихся у власти. Действительно, если все решения принимает начальник ХLX, очевидно, что для продвижения «правильной политики» легче и, следовательно, правильнее, коррумпировать его (задобрить, задружить, залюбить…), чем настаивать на цивилизованных процедурах принятия научно обоснованных решений.
Интересно, что на фармацевтических конференциях тоже научная доказательная основа не отвергается напрямую, ей тоже указывают её ограниченное место. Обычно — в виде указания на её ограниченную внешнюю валидность, то есть на то же самое: реальная жизнь богаче, real world data, big data etc. etc.
Получается, что полем боя за науку уже 30 лет остается простейший вопрос: следует ли все решения стараться обосновывать научными данными? С точки зрения движения ДМ — конечно, в первую очередь.
Василий Власов
