когда Минздрав говорит правильные вещи, и мы ему поддакиваем и ожидаем, что и дела далее будут идти правильно, ко всеобщему благу.
Но вот министр В. Скворцова дает интервью «газете Известия» (да, неприличное место, но служба, видимо, обязывает общаться и с говнюками-пропагандистами. И в этом интервью:
«— Минздрав сейчас активно занимается развитием биомедицины и разработкой биопрепаратов. Что конкретно в ближайшее время будет доступно российским пациентам?
— Основные разработки, которые находятся на стадии выхода в клинику, — это прежде всего новые способы терапии онкологических заболеваний. Высокотехнологичная фармакология сегодняшнего дня связана с препаратами на основе моноклональных антител: на их основе появляются таргетно действующие иммунопрепараты. Один из них — анти-PD1 — успешно прошел вторую фазу клинических исследований и вошел в третью фазу — исследование, в котором будут принимать участие несколько научно-медицинских центров Москвы и Петербурга. Препаратов типа анти-PD1 сейчас еще четыре, все находятся на разных стадиях клинических исследований.
— О лечении каких видов рака идет речь?
— Анти-PD1 эффективен при запущенной стадии метастазирующей меланомы, немелкоклеточном раке легких, раке почки и мочеточника и ряде других. Это разные типы рака, но их объединяет единство механизма, по которому наша иммунная система их видит и различает. При применении препарата анти-PD1 мы видим сокращение метастаз на 40% и иногда полный регресс первичного очага. Это очень важно: исчезает источник, рождающий метастазы. Дальше легче работать с таким пациентом.
Появился препарат, который влияет на другую группу онкологических заболеваний. А также еще два, которые можно использовать в сочетании с первыми двумя. У них пока нет названий, только номера.
— Чьи это разработки?
— Отечественные. Например, ученые одной петербургской компании одними из первых разработали технологию, которая позволяет, забирая клеточный материал из организма человека, преобразовывать генетически и возвращать в организм модифицированные клетки. Что оказывает потрясающее воздействие на патологические процессы.
Открывается принципиально новая персонализированная фармацевтика, когда эти препараты выпускают не отдельные заводы, а на территории клиники формируется «чистая» зона, работающая как малое фармпредприятие для пациентов. Их госпитализируют за три-четыре недели до самой манипуляции, берут материал, обрабатывают и создают из него фактически лекарство. Такой механизм уже работает, например, в Национальном медико-хирургическом центре имени Пирогова в Москве. Рассматривается возможность организации еще двух современных производств в Петербурге на базе Алмазовского центра и в Москве на базе Онкологического центра.
— То есть в России уже созданы индивидуальные лекарства?
— Да, они созданы для конкретного человека. Это важно, потому что одна и та же опухоль по исходному клеточному составу в каждом организме персонифицирована, продолжает мутировать, и возникают персональные онкомаркеры.
В будущем мы сможем определять их с помощью жидкостной биопсии, а наработав индивидуальный «коктейль» из нескольких препаратов, которые нужны человеку, мы увидим регресс онкологического заболевания. Сейчас пока это наше будущее, но оно уже настолько очевидно, что мы постараемся пройти этот отрезок очень быстро.
— О каких сроках идет речь?
— Думаю, первые результаты появятся в период от трех до пяти лет.»
Конечно, наш Минздрав поставлен руководить меднаукой и сама министр явно тащится именно от фундаментальных исследований, а не от грязной и вонючей практики.
Но всё же, как можно миру, народу рассказывать о разработках, которые прошли лишь вторую фазу испытаний и утверждать, что «При применении препарата анти-PD1 мы видим сокращение метастаз на 40% и иногда полный регресс первичного очага. Это очень важно: исчезает источник, рождающий метастазы. Дальше легче работать с таким пациентом.» Ну, да, иногда… Но ведь как правило эти препараты не несут пациентам ничего более, чем умеренное улучшение состояния, ненадолго… а иногда и убивают их, пациентов, раньше опухоли.
Почему министр, которая руководит процессом экспертизы разработок и разрешением препарата к применению, расхваливает его до того, как препарат испытан? Когда его быстренько разрешат, это будет потому, что препарат годный? Или потому, что министр его уже похвалила?
Дальше — больше: «— А в ближайший год российских пациентов ждут какие-то инновационные методы лечения?
— Например, клеточные технологии лечения сахарного диабета. Мы можем фактически заменить клетки поджелудочной железы, продуцирующие инсулин. Они встраиваются в матрикс железы и начинают сами продуцировать гормон.
— Клетки вводятся разово? То есть диабетики смогут навсегда расстаться со шприцами?
— Хотелось бы, чтобы это было разово. Но здесь еще предстоит поработать: пока трудно сказать в эксперименте, как долго такие клетки проработают. Возможно, это будет курс.
Помимо этого, мы уже получили хрящ из стволовых клеток человека, который может быть использован для восстановления внутрисуставной поверхности, и аналог кожи человека — он незаменим при лечении ожогов.
Завершаются доклинические исследования по использованию стволовых клеток, которые выстраиваются вокруг очага в пораженном полушарии мозга и в течение нескольких дней фактически пропитывают собой пораженную структуру мозга. Это приводит к ускоренному восстановлению при инсульте, посттравматической кисте или другой патологии. Движение вперед очевидно.»
Ведь знает же В. Скворцова, что ни одна из этих «клеточных» технологий нормальным образом не работает. Что все попытки получить приемлемый результат заканчивались (уже десятилетиями!) ничем.
Не хочет министерство заниматься помощью больным. Поэтому как только напоминают про проблемы — даже пропагандисты «газеты известия» — сразу для Минздрава оказываются виноваты региональные власти и/или врачишки: «— Минздрав планировал установить предельные сроки постановки онкологического диагноза. Они определены?
— Да, соответствующие изменения уже подготовлены. Это часть нашей большой работы, цель которой — сделать конкретный короткий срок ожидания помощи не привилегией, а правом. … Если говорить о раке, то здесь проблема была в том, что сроки получения гистологического подтверждения опухоли — а без этого сейчас нельзя поставить точный диагноз — в некоторых регионах были растянуты до трех месяцев! Причем не потому что есть колоссальная очередь — просто неторопливо всё делается. »
Министр ведь знает, что квалифицрованных патологов огромная нехватка. И нехватка эта образовалась не сегодня — десятилетия… Это именно Минздрав России в свое время предписал, что в патологи могут идти только врачи, получившие ранее специализацию по хирургии… Где вы видели хирурга, который желает стать патологом?!
Министр ведь знает, что лабораторная служба, патологическая служба недофинансирована, недообучена, недообеспечена и коррумпирована (помните про раздавленного машиной пьяного мальчика?). Для современной онкологии нужны люди такой квалификации, которая никак не может быть доступна везде. Нужна централизация, обеспечение качества… А не поторапливать.
О протонной терапии «— Сколько стоит такое лечение?
— Для пациента — бесплатно. Для государства каждый сеанс будет стоить несколько десятков тысяч рублей. Основываясь на информации из других стран, мы просчитали стоимость одного курса лечения. Взяли для примера японский и американский варианты: высокотехнологично и эффективно.
— Будет ли доступна адронная терапия по полису ОМС?
— Да, обязательно. Мы готовы включить такое лечение в обособленный сегмент высокотехнологичной помощи ОМС. Поскольку адронная терапия достаточно эффективна, она станет заменой дорогостоящей хирургической операции. Такая опция должна появиться. Первое время она будет квотироваться, но потом уже станет рутинной. »
Технологии протонной терапии восхитительны. Я склонен восхищаться ими не менее министра. Но министр обязана считать! Обязана знать, что лучевая терапия не заменяет операцию. Обязана знать (или обманывает?), что протонная терапия намного дороже, а не дешевле операции.
Для нашего здравоохранения нужен именно бытовой разум вместо восхищения. Надо прекратить раздавать деньги бесконечным строителям кировского завода по переработке плазмы, прекратить бесконечное строительство дмитровградского протонного центра… Есть масса эффективных и дешевых технологий, на которые денег у здравоохранения не хватает. Наконец, сколько можно говорить про передовой опыт («Ведь в современных центрах пациентов уже не госпитализируют так, как это было 30 лет назад: туда размещают на два-три дня, как в США или Европе, чтобы провести всё необходимое.»). Почему у нас-то всё (почти) онкологическое лечение в стационаре? Почему у нас не переводится лечение на амбулаторное? Именно потому, что Минздрав не хочет заниматься своей работой, не хочет создавать эффективную систему лекарственного обеспечени при амбулаторном лечении. Вместо этого продвигаются схемы «дневных стационаров»…
Предыдущий анекдот из этой серии — из времен Зурабова. Тогда ввели бесплатное экстракорпоральное оплодотворение. Но чтобы получить его, женщина должна была находиться в стационаре…
Василий Власов
